В поисках настоящего. Не было в начале начал ни света, ни тьмы, один только бог Един, предтеча времени, льда и огня. Однажды он услышал страшный грохот, но не двинул ни одним суставом, сказал только - назови имя свое, другой! Звук был бездушен, подобно пустоте и удивился бог. Только жизнь и мысль он видел дотоле - самого себя. Тогда понял Един, что шумный Гром порожден его желудком, требующем насыщения. Создал бог Небесный Очаг, называемый еще Ослепляло, Солнце или Огнекруг. Еще воду и просо. Соединив крупу с водой Един вылепил на гончарном круге Мякину, круглое тесто. Не было жены у предтечи, чтобы помочь и первая Мякина сподобилась бесформенному кому. Торопилось время и за миг помутнела корка его, вдоль и наискосок деревья да кустарники вытянулись, в них звери и еще чудовища, ходящие кверху лапами. Не заметил Един лесных птиц и зверей, распластал ладонями тесто, в равнины и поля, стало это называться Плошью. Остались только от пальцев следы оврагами да холмами. Новые деревья стали рядом - это дуб, береза, коряга, ясень и ольха. Выросли под ними двое, мужчина Азъ и женщина Бета. Ночью, когда гончарный круг повернул Плошь в сторону Лунного Месяца, мужчина срубил корягу и поджег костер, чтобы согреться. С этого началось лунное летоисчисление. Бог увидел искры от огня и спрыгнул вниз, посмотреть на других. Там, где коснулись ноги его земли - осталось бездонное озеро Мгла. Встретил Един множество вооруженных всадников, которые протыкали друг друга копьями и научился у них вежливости. Стал отрывать головы и пить кровь. Но кровь не смогла утолить его вечный голод. Поэтому если заскучает Един, то отправиться к Очагу и проглотит Небо и Землю, а если вражеская стрела или топор поразит бога, то опять же вернется он в небесные покои и смешает поля и леса в клубок, и все начнется снова, потому что нельзя видеть бога побежденным. Из этого родились правила равновесия и морали, ибо неизвестно остальным, в кого из сущих обратился Един и чему он еще может научится. Зимой он посыпает землю белой мукой, собираясь довести работу до конца, но жажда крови тянет его обратно к людям... Приветствую тебя, мой давний и проверенный друг! Как видишь – я не оставил попыток встать между тобой и тем, что заставило тебя уйти в монастырь. Мне бы хотелось, чтобы в обратном письме ты приложил отсканированный отпечаток своей левой ладони. Помнишь тот эксперимент, когда мы дурачились с ксероксом?.. Давно же это было... Но я сохранил полученные страницы. Так я смогу сравнить их и узнать наверняка, связана ли судьба человека с морщинами в промежутке между большим и остальными пальцами. Предполагаю, что с недавних пор на твоей руке наметился вдоль линий разлом. Уж я-то разбираюсь в абстракционизме. Могу даже напомнить, с чего начался этот пресловутый зигзаг, и когда это произошло. Произошедшие события (те, что ты поведал мне за чашкой базиликового чая) выбили бы из колеи любого человека, но, сколько я тебя знаю, ты всегда вставал на лыжню обратно. Поразмыслив, решил расплести твою историю на три разные части и изложить их от третьего лица, вездесущего и всепредполагающего, дабы можно было тебе взглянуть на себя со стороны. Это не то, что ты подумал, а доступный каждому смертному способ литературной подачи материала. Тебе придется использовать неожиданно предоставленную возможность выбора, так как я беспокоюсь более не о том, что именно ты выбрал, а была ли возможность ткнуть пальцем в одно из. Полученные три главы не могут быть одним целым в принципе, узри здесь намек сам знаешь на что. Даже квантовой частице, шныряющей по всем возможным траекториям, в итоге приходится зафиксировать в реальности один путь, остальные варианты благополучно идут лесом. Что-то определенно является плодом заблуждения или воображения. И кто еще тебе докажет, что выдумать можно все, что угодно и немного сверху? Избегай встречи с Персефоной, царицей царства мертвых, c тремя саблями за правым плечом и четырьмя за левой лопаткой. Удачи тебе и ясной головы! 1. Молекулы воздуха мельтешили между землей и стратосферой, совсем как шероховатые помехи в испорченном кинескопе. Микрочастицы лениво болтаются в пространстве или, шутя, волокут по влажной оболочке глаза микроскопическую пылинку, а может даже уродливую бактерию. Отсюда, из области, где вывих солнечных лучей преобразуется в радугу, я и начну рассказ о тарелках и блюдцах с марципановыми рыбками. В двадцати километрах от гипотенузы Пермского треугольника происходят не только аномальные вещи, но и вполне обыденные. Такие, как укладка кирпичей, например. А вы думаете База Пришельцев возьмется из ниоткуда? Нет, нужно сначала построить, ряд за рядом. Вот готов фасад, уже немного возвышается над фундаментальной наукой. Перенесемся со скоростью света в сторону соседнего холма и просочимся сквозь окуляры бинокля. Мы попадаем прямиком в голову молодого человека двадцати шести лет от собственного рождения. "Что это за коттедж, в котором все комнаты одинаковой величины? – думает он. – А между ними пересекаются, словно сам Мичурин скрестил их, коридоры шириной в полметра... Любопытное дело!". Любопытства ему было не занимать со школьной скамьи. В третьем классе он ворвался в женский туалет и, отвлекая от мытья полов уборщицу, поведал ей о своей встрече с ведроголовыми мотоциклистами. Якобы он последовал за ними на попутном троллейбусе и опоздал на урок. Сам он этого уже не помнит, но среди прочего помогал опаздывать персонаж, с торчащей медвежьей мордой из воротника плаща. По итогам события, щедро обсуждаемого в стенах учебного заведения, этот третьеклассник и получил прозвище Питер Пэн. Итак, Питер наблюдает за строительством инопланетной базы. Это его хобби такое. Где есть что-то уфологически-аномальное, там ищи и Питера Пэна. Наблюдает за бетономешалкой, носилками с жестяным дном, а также двумя наемными рабочими. Последние обосновались здесь на все лето, разогревая консервы на мангале и ночуя в светло-синем передвижном вагончике. Строители на удивление не лентяйничали, только выпивали украдкой, как это бывает в присутствии прораба на объекте. Объект окружали заросли Артемисии крупноцветковой, полукустарника из семейства Астровых. Очень редкий вид, занесен в Красную Книгу, однако двое обитающих здесь мужланов вытаптывали и засоряли округу без зазрения совести. Первый был лыс, а второй жутко бородат, словно у одного сняли скальп и нарастили другому на подбородок. В отсутствии начальства было непонятно – кому же все-таки они подчиняются и главное – по своей ли воле здесь? До обеденного перерыва оставалось полчаса и искатель-уфолог отполз в сторону для рекогносцировки. Проще говоря – перед намеченной вылазкой следовало утихомирить желудок. Юго-восточнее протекала безымянная речушка. По берегам её вполне можно обнаружить несколько птичьих гнезд на деревьях и полакомиться свежими яйцами. Вернулся он вовремя, но скитания в тростниках не прошли бесследно – волосы всклокочены, а на щеке алеет царапина. Специальные асферические линзы бинокля, которые удаляют оптические искажения-аберрации, не уловили ни одной потной волосатой подмышки на территории стройплощадки. Это значило, что у Питера есть некоторое время в запасе. — ...Надежнее в кармане да под подушкой, чем у этого таракана в бумажнике... – доносившийся из светло-синей будки голос принадлежал будто бородатому. – Сегодня четверг, так? А зарплату еще в среду должны были получить. — По твоей наводке все вышло. Красота, обещал, золотая вахта на свежем воздухе и прочее. Чьи слова?.. – пробурчал лысоголовый. О чем бы ни шла речь, находились они в нетрезвом состоянии. Не догадываясь, что их подслушивают через щель между дверью и порогом. Питер Пэн, измочаливший о камни одежду на коленях и локтях, жадно прислушивался, рискуя чем-то. В тот самый момент, когда створка двери взвизгнула, поддатая изнутри, разведчик успел юркнуть под днище импровизированного жилья. Разгоряченные алкоголем строители направились к кирпичным рядам, но не за носилки взялись, не за сито в песочной куче, а направились в обход "коттеджа". Питер понимал, что нужно разворачиваться и нырять в заповедные полукустарники, однако боялся пропустить что-либо важное, так называемую краеугольную информацию, к которой подобрался на расстояние вытянутого мизинца. За поворотом неоштукатуренной стены одиноко завывал ветер. Здесь должно было что-то происходить, но не происходило. Искатель поежился. Два человека, и довольно грузных и дородных, пропали без следа. Свежеуложенная кладка справа, самодельная кабинка уборной слева, в остальном – пустое пространство, которое упирается прямо по курсу в непроходимые штабеля оранжевых кирпичей. Все. Потоки воздуха пригибали траву к земле, скрипели кузнечики. Железное грузило на конце бечевки, называемое "отвес", постукивало о самый угол аномальной резиденции, показывая, что стенка построена не совсем вертикально, с дефектом. "Всему должно быть логическое объяснение!" – эта мысль направила Питера к сколоченному из досок отхожему месту. По каким-то, неизвестным ему причинам, строители могли втиснуться туда вдвоем, как в шляпу фокусника, и эти причины были реальнее, чем если бы они провалились сквозь щебенку. Взявшись за гвоздь, заменяющий дверную ручку, помедлил, прежде чем потянуть на себя. Что Питер Пэн боялся там увидеть? Уборщицу со шваброй и ведром? Это было бы ненаучно... Прямоугольное пространство внутри не имело в наличии признаков жизни, если не считать пары паучков в редкой паутине. Чуть было не шагнув в пустоту, Питер заметил ступени, уходящие вниз под крутым углом. Из глубины овального земляного лаза пахло сыростью. Тоннель проваливался в темноту и можно было только догадываться, что там. Одна загадка превратилась в другую. И еще голоса. Шепелявые и искаженные до неузнаваемости отражениями от глиняных выступов, в горловине тайного входа. Однако, прислушавшись, можно было вычленить три источника, три разных тембра, которые будто бы спорили о чем-то. Питер аккуратно прикрыл дверь. Лезть туда? Нет, спасибо. По пути обратно, к холму, наш уфолог оторвал кусочек засохшего цемента и положил в герметичный целлофановый пакет. Такие вещдоки коллекционировал его любимый телевизионный герой из детективного сериала. Питер не имел ни фотоаппарата, ни других устройств, не выдерживающих обычный ночной дождь и требующих подзарядки аккумуляторов. Частенько попадая под метеорологические осадки, скрываясь в лесах и питаясь подножным кормом. Даже когда он учился в мичуринском аграрном институте, то жил в лесополосе и на завтрак готовил ежа или мышь. Так случалось, если наряд милиции не хотел брать подозрительно выглядевшего студента на ночевку в отделение. С рюкзака обычно свисали постиранные носки, вывешенные для просушки. С тех пор, как мы сей момент видим вдвоем, его манеры не изменились. Пермский край в этом отношении более скуден, только к вечеру Питер нашел под плоскими камнями залежи слизняков и мокриц, богатых белками и углеводами. За день он ничего не ел, кроме горсти рябиновых ягод и пары сушеных мухоморов, так что такая богатая добыча была весьма кстати. Пересеченный рельеф скрывал отблески огня и можно было расслабиться перед наступлением темноты. Нанизанные на ветку мокрицы потрескивали от близости жарких языков пламени. День удался и принес много неразгаданных тайн и вопросов. Но прежде, чем он попробовал приготовленное блюдо, случились еще кое-какие события... Первым делом Питер решил, что сверху прошумела крупная птица, может быть сова, задевая верхушки деревьев. Но неожиданно яркий свет залил полянку с костром, излучаемый словно из мощного прожектора. Это последнее, что запомнил человек в ослепительном конусе света, прежде чем сознание себя и чувство голода покинули его... Реальность возвращалась как приливные волны, сквозь полуоткрытые веки Питер рассмотрел две фигуры поблизости и еще какой-то темный каркас, словно огромный паук навис над происходящим. Солнце почти в зените. — Проснулся! — заметил Борода, по всей видимости все остальные темы для них были уже исчерпаны. Троица была заперта в клетке, сваренной из ребристых ржавых арматурин, которые обычно используют для армирования железобетона. Лысый тоже был здесь и развалился как буйвол в загоне. Теперь Питер Пэн мог рассмотреть строителей с близкого расстояния. Также он заметил, что в сварной конструкции не было учтено заранее ни двери, ни люка, чтобы выйти. Плохи дела, однако. — Как имя твое, седой? — это уже другой сокамерник изрек глухим голосом, почесав заодно длинной щепкой выпуклый живот под комбинезоном. Не придав значения прилагательному, которое к нему вроде бы никак не вязалось, Питер ответил: – Петром назвали, если по документам. Весь день вчера следил за вами, но так и не понял, что за архитектуру такую вы возводите. Не буду скрывать свою любознательность. – Ну так, этим же, пришельцам, строим пристань для летающих котелков... Видно не местный ты, не знаешь, что это самые прибыльные подряды во всей области. – Такие базы есть еще? – Конечно, на реке Пермянке целая деревня стоит, деревянные срубы, только внутри нет ничего. Крыша откидывается и котелок плавно внутрь прячется. Чтобы со спутников их не приметили военные. Ты только это... языком особенно не размахивай, не болтай про это. – А теперь делать что? – Питер решил, что это уточнение исходило от его голодного желудка. Или от безысходности ситуации. – Ждать. Когда отпустят. Нас. Тебя – не знаю, освободят ли... – густая борода зашевелилась в такт словам. – Пока беглую тварь свою не поймают, нам велено сидеть смирно. Может покусать, наверное. Если зубы есть. Сами то они как тараканье отродье... – Вместо собаки сторожевой у них какая-нибудь мокрица была, а может, что похуже. Сорвалась с привязи и рыскает между деревьями. Вот и заперли нас, на всякий случай. Питер вспомнил вчерашний деликатес и рассудил, что еще неизвестно, чего пришельцы испугались. Если сбежавшее неземное животное действительно похоже на мокричного представителя подотряда ракообразных... Не желая знать приговора, плохого или хорошего, который ему вынесут, наверняка не по человеческим меркам и рамкам, молодой человек ухватился за соседние металлические прутья и попробовал разогнуть в стороны. Заварено было на совесть – по всей видимости лазерным излучателем. Рабочие с ухмылками наблюдали за процессом. Им то что – внеочередной выходной день всего лишь. Наконец владелец густых зарослей на шее подсказал, оглянувшись по сторонам: – Видишь, на каждой арматуре заусенец? Вот под ним выемка соответственно. Это заводской брак такой. Сам заказывал у оптовиков, чтобы разницу обналичить. Нужное место расшатай и решетка, хлоп, переломится! – Э нет, так не пойдет! Петр, погоди! Что мы шефу скажем? – встрепенулся лысый. – Ответим, что отсыпались после напряженного трудового дня, знать не знаем... Спасибо, бородач, теперь нет сомнений, что ты нормальный человек. Пока сокамерники перепирались, Питер Пэн выломал два прута и выгнул острые концы наружу. Остальное сделали его ноги. Уже из лесной чащи он, оглянувшись, увидел, как из ясного неба опускаются строем около десятка неопознанных летальных аппаратов. 2. Из-за деревьев практически не было видно леса. Темного и непредсказуемого, который щетинился стволами поверх словно застывшего бурного моря. Волны камней, чернозема и глины крепко удерживались многолетними корнями, подрагивая в такт пламенеющему костру. Так это выглядело со стороны. Так это видел Петр. Это был самый дорогой огонь в его жизни. Старый дедовский способ розжига - из искры в пламя, от сухих еловых игл до полена в руку толщиной, здесь не сработал. Опавшая листва насквозь пропитана вчерашними дождевыми осадками. Запах гниющего дерна навевал приятные воспоминания, словно соединял все лесные ночевки в одно единое целое. Собрав в горсть сухие денежные купюры, все имеющиеся в запасе, Петр употребил их в дело, к которому эти целлюлозные изделия готовы всегда, независимо от девальваций и деноминаций, то есть к горению в кислородосодержащей среде. Нудный и протяжный вой из глубины леса заставил притихнуть даже деревья, битых пять минут их скрип казался тише и незаметнее. У людей вроде Петра, кто часто ночует под открытым небом, инстинкт самосохранения чрезвычайно рационален. Присутствие змеи или волка поблизости и так грозит достаточной и реальной опасностью, чтобы отвлекаться на пустяки и домыслы. Не то, чтобы Петр когда либо встречал крупных лесных хищников, но много поколений назад его предки раз за разом справлялись с этой задачей и не будь так, то он бы сейчас не сидел под сенью невозмутимого Млечного пути. Проще всего – забраться на ближайшее дерево, но кострище не возьмешь попутно за пазухой. А через несколько часов начнется жуткий холод. Сначала он доведет все тело до озноба, до дрожи в конечностях и стука зубов, время будет тянуться невыносимо долго, бесконечно долго и человеку повезет, если занемевшие конечности не разожмутся сами собой под утро. И все это время наблюдать под собой целую охапку с таким трудом заготовленных веток и веточек для прогоревшего костра. Не знаю, уместно ли это упоминать, однако сообщу, что у Петра был довольно редкий вид аллергии. Он был счастливым обладателем аллергии на хворост. В данной ситуации это не играло абсолютно никакой роли, но так, к слову пришлось. С философской же точки зрения предстояло предоставить выбор волку. Может быть – он не голоден, может быть – проникнется значимостью ситуации, может быть... Большинство великих мыслителей, чье мудрствование уносится в далекие пространства, иной раз промахивались вилкой мимо рта, пребывая мысленно в другом измерении, но не имея понятия о текущем. Ведь в измерении красивых умозаключений, рожденных после завтрака или ужина (состоящих иногда из одной крупицы риса или целого макового поля), так легко совершать прогулку. Последователи используют эти цитаты как девизы на рыцарских щитах, подумать только, найдя смысл и решение собственного существования в нескольких предложениях, кое-как состыковавшихся когда-то с чужой жизнью! Мы с тобой, друг мой, вместе видели ребенка со шрамами на щеке, которые остались от клыков собаки, его собаки. Это реальность (по той же причине дрессировщиков хищных зверей обычно не жалуют в страховых кампаниях). Только благодаря таким общим знаменателям мне дозволено приписывать твоему персонажу некие суждения и мысли в той или иной ситуации. Пока я готовил Петра к появлению волка, последний не торопясь подбежал к освещенному кругу, как к попавшей в силки птице. Само собой человек не был готов, хотя полностью убедил себя в противоположном. Вообще под Тамбовом не так часто удается встретить прародителя домашних собак, а Петр осуществил это рандеву, вот в некотором смысле повезло. Офелия, взгляни на этих слизняков и мокриц, нанизанных на вертел, еще немного и они превратятся в несъедобный пепел! В точке афелия от протуберанцев горящего костра застыли, как наглядная сцена в краеведческом музее, два живых существа. Можно называть по- разному это противостояние, но природа всегда забывает вложить смысл, предпочитая ему необходимость. Желтые янтарные глаза, высматривающие в темноте; готовая ощериться зубами пасть; вытянутое устойчивое туловище – вот та самая, родившаяся случайно, потребность жить завтра. Корни волос на голове человека отреагировали на нервное напряжение молниеносно, прекратилась выработка необходимого пигмента и теперь этот процесс не остановить. Седые волосы до тридцати лет – это знак, который свидетельствует о том, что их обладатель удачно избежал серьезной неприятности. Зверь перенес вес тела с лапы на лапу и также бесшумно ступая, исчез за холмом. Может быть горьковатый запах полыни, которым пропитана одежда, отпугнул хищника? Вот тут пора включать фантазию... Или еще может вернуться? Ладно, немного подождем. Через один абзац. Почти сразу после того, как опасность миновала, и волчара удалился за кулисы, Петр стал способен слышать что-то кроме существовавшего на поляне. Крупная птица или, есть такая вероятность, белка, прошуршала в кронах соседних сосен, приближаясь... 3. Речной склон был щедро укреплен сорняками по пояс высотой, словно готовился к набегу неприятеля. Далее начиналась неприступная стена камышей. Пришедший сюда по зарослям емшана добрый человек, которого нарекли при появлении на свет Петрославом Морошкиным, совсем не собирался лезть в воду. А вот потревоженный его шагами водяной паук сорвался с места и плюхнулся в зеленоватую от ряски поверхность. Через полминуты клочья тумана, застрявшего в прибрежных зарослях еще с утра, сомкнулись над этим местом. Сырость и белая безмятежность правили здесь рука об руку. В трех шагах от упавшего и сбросившего кору дерева беспомощно копошились птенцы. Гнездо подтопило водой и утята расползлись в разные стороны. Петрослав собрал их плетеной чашей гнезда, как сачком, опасаясь притронуться к самим птенцам. Если крылатый родитель почувствует человеческий запах на мягких перьях своих чад, то всенепременно вышвырнет их обратно в воду. Водрузив травяную люльку подальше от берега, Морошкин распрямил затекшие плечи. Оглянулся. Эта возня с птенцами в густой бурьян-траве и жестких камышах не была простым испытанием. Виданное ли дело! Прямо посередине потока, на бревенчатом плоту, как само собой разумеющееся, сплавлялся по реке одинокий пегий конь. Разношерстный то есть. Его силуэт плавно сносило течением, сносило пятнистый круп, сносило вытянутую морду, косматую гриву и нестриженный хвост. На мгновение глаза животного и случайного свидетеля встретились. Петрослав всегда любил смотреть на лошадей. Очарованный зрелищем и неразумностью происходящего, путник побрел вслед, вдоль береговой границы, то и дело выпрастывая сапоги из перепутанной и влажной пряжи сорняков. Между тем копыта коня прочно упирались в деревянный настил, шерсть на уверенно расставленных ногах была суха как у верблюда в пустыне. Как же он попал на плот? Необоримое желание одолело человека, прикоснуться к животному, убедиться, что это не зрительный обман и наваждение, быть причастным к каким-то образом объяснимому, но недоступному пониманию знаку свыше. Вложить пальцы в щели между бревнами плавсредства. Словно одержимый светом огромной запредельной луны, Петрослав продолжал преследовать плот. Он подозревал, кроме всего прочего, что такие вещи не являются просто так и в одиночестве. По истечении некоторого времени и воды в реке он услышал свист. Протяжный вибрирующий звук предназначался не коню, а именно идущему по берегу Петрославу. Тот узрел источник сигнала прямиком на кромке лесного массива, вверху. Это была Марена. Ошибки быть не могло. Хитрое и коварное создание пришвартовалось на верхушках сосен. Давно же они не виделись. Керамическая ладья отбрасывала на воду волнистое пятно света, отраженные лучи небесного светила. Убедившись, что Петрослав заметил её, Марена показала рукой на еле заметную звериную тропу, ведущую в темную чащу. Человек бросил последний взгляд вдоль реки и шагнул в подлесок. Пока лодка из обожженной глины скользила, словно конвоируя, высоко над головой, Петрослав рассматривал дорожку по ногами. То здесь, то там её украшали скомканные перья, брызги свежей крови и зверски содранные, словно мимоходом, куски древесной коры. Жуткое зрелище. Един взобрался на пень с ногами, возложив на колени мертвую полуощипанную утку. Белые перья расстилались вокруг, образуя подобие королевской мантии. Одежда же его состояла из грубой холстины, небрежно накинутой как римская тога. Бог жизни зарычал недовольно, завидев свидетеля своей трапезы, но потом улыбнулся и кивнул головой. Плечи его обтягивали ремни. Один от автоматического карабина, а второй от ножен длинного тесака с изогнутой рукояткой. Оружие за его спиной покачивалось в такт движениям, когда Един наклонялся и вонзал зубы в свежее мясо и кости. – Сделал доброе дело? – спросил он, чавкая, и не дожидаясь ответа продолжил: – Зря старался, как видишь... Смотрю, повзрослел ты, вырос, да в плечах расширился. Скажи мне, Петрослав, чего ты хочешь? Только, чур, не смеши меня разной ерундой. – Когда ты неожиданно пропал я еще был уверен в существовании мира Запределья, но шли годы и мне стало казаться, что ты это не ты, а выдуманный друг из детства. Извини. – Ты не помнишь, чему я тебя учил? Не извиняйся. Никогда. Ты же в детстве поклонялся языческим богам. Жену забыть можно, войну забыть можно, а младые годы не отменишь. – Если б ты присмотрел за мной, как в старые добрые времена, то ни о чем бы более не просил... – Это ты позже навязал себе мысль, что кто-то тебя опекал сверху и прочую глупость. Мне что - делать больше нечего? Мир не стал сложнее и опаснее с тех пор. Ты должен был высказать желание вслух, только и всего, посмотреть на него со стороны, как вижу я. Хотя, может быть Верьбер присмотрит за тобой... Предупредит в трудный момент. – Един оглянулся. – Хэй! Ты где, собачатина? Видишь, у всех есть свои дела, даже у сказочного волка. – Подойди ко мне, – остатки птицы отлетели в кусты, а плотоядное божество спрыгнуло с пенька перед человеком. – Чтобы не думал потом, что это все наваждение. Острый коготь скользнул по щеке Петрослава, оставив глубокий порез. На фоне замаранных кровью окрестностей он был почти незначительным. Полюбовавшись на произведенный результат, Един сказал: – Ступай. Иди, не оглядывайся. Еще встретимся, точно так же - случайно. Фома Тутуров, 10.05.2014